Шрифт:
Закладка:
— Глупец! — рассмеялся Иаду. — Ты и правда думаешь, что ты и чудовище — две разные сущности? Не будь столь наивен! Это ты и есть! Как думаешь, отчего же бывают твои припадки?!
— Что?.. — промелькнула во взгляде Уджа кроха осознанности. Вопрос Иаду вывел его ненадолго из пучины надвигавшегося безумия. — Откуда ты?..
Иаду расхохотался.
— Думаешь, я не вижу тебя, как открытую книгу?! Ты думаешь, что это из-за яда, которым некогда было отравлено это тело, но, глупец, все куда проще! Пока ты будешь пытаться подавлять истинного себя, это будет продолжаться!
— Замолчи!
— Что, правда колет глаза?
— Я не буду… подчиняться… тебе!..
Иаду усмехнулся и убрал руки с лица сына, затем, помедлив, с легкостью и смешливостью приказал:
— Убей мальчишку.
Уджа старался всеми силами мысленно не повиноваться, однако руки его сами собой схватили Унира за шею… или то была лишь иллюзия Иаду?.. Что, если он просто создал себе идентичное тело и издевался над ним? Уджа не знал — он начинал окончательно терять связь между реальным и играми разума. Одна его часть твердила ему остановиться и отпустить Унира, но другая настаивала на том, чтобы он сильнее сжал хватку, что это Иаду… что, может, даже и неважно, Иаду это или Унир…
— Прекрати… — в отчаянии произнес Уджа то ли отцу, то ли самому себе, но хватка на горле заклинателя только усилилась. Унир вцепился в его руки, но не мог никак воспротивиться такой силе, лишь со страхом и сожалением глядя на господина и прерывисто говоря что-то.
— Меч… Я… су… меч… ме… ч… про… клять… е…
Уджа пытался заставить свои руки разжаться, но ничего не получалось. В голове зазвучал насмешливый голос отца.
— Что такое? Почему ты колеблешься? Ты проделывал такое и после того, как стал Уджа. Неужели не помнишь?
— Нет…
— Битва при реке Ба Син, крепость Джун, другие битвы, случайные люди, подвернувшиеся под горячую руку. Что, неужели ты предпочел забыть?..
— Я выполнял приказы!
— Брось, — хихикнул Иаду. — Признай, что тебе просто нравится убивать.
— Нет!
— Да ты, помнится, недавно сам чуть не заколол ножом для писем этого самого заклинателя, — хихикнул отец.
— Это…
— Только не говори мне, что это была случайность, Уджа. Ты можешь обмануть других и себя, но не меня. Ты хотел этого.
— Про… сти… — хрипло и тихо произнес Унир. Из его рта вытекала слюна, глаза увлажнились от слез, а на лице застыла печаль. — Про… — бормотания заклинателя прервал хруст шеи, и тело его обмякло, а взгляд сделался пустым. Руки Уджа разжались сами собой, а голос отца в голове заливисто рассмеялся. Тело Унира безжизненно распласталось на земле, а пустой, невидящий взгляд устремился куда-то в сторону. Он был мертв. Мертв… Уджа убил его.
Когда господин осознал это, прежняя ярость и жажда словно оборвались внутри него. Исчезли. Он вновь вернул контроль над собой, над своими желаниями… однако было уже слишком поздно.
— Унир… — неверяще прошептал он, более не сомневаясь, что это не иллюзия, а реальность. Что этот Унир настоящий. Помедлив, господин робко коснулся его руки. Она все еще была теплая, но Унир со сломанной шеей никак не отреагировал. Естественно… ведь он был мертв. Мертв. Мертв…
— Жаль, мне начинал нравиться этот заклинатель, — прозвучал голос отца совсем рядом.
Подняв голову, Уджа увидел себя самого, но только с черными волосами, стоявшего неподалеку. Иаду снова издевался над ним, принимая обличья, которые мужчина менее всего хотел видеть. Отец улыбнулся и пожал плечами.
— Но он не пожелал со мной сотрудничать и пришлось избавиться от него. Ну что ж, будет и тебе, и Мори хорошим уроком. Этот дурак пытается научить тебя эмоциям и чувствам, а ты клюешь на это. Глупый мой сын, тебе не нужно ничего из этого — ты мой меч и не более того.
— Я не буду подчиняться тебе! — пересиливая навалившуюся на тело слабость, от отчаяния и злости на родителя зарычал на него Уджа.
Иаду усмехнулся.
— Тогда ты тоже умрешь. Однако до этого, мой дорогой сын, я заставлю тебя убить всех дорогих тебе людей. Всех до единого, — божество улыбалось садистски и торжествующе. — Это послужит тебе хорошим уроком, — если раньше Уджа посещал вопрос, любил ли его когда-нибудь отец, то теперь, глядя на него во плоти, мужчина понял: нет, никогда. В сердце этого божества нет любви, лишь холодный и садистский расчет.
— Приятно было повидаться, сын мой, — с наигранным дружелюбием заулыбался затем Иаду. — Однако, боюсь, теперь мне нужно идти — осталось еще несколько незаконченных дел. Например, мне стоит отыскать проклятье и снять его, пока этот глупый дракон не разнес тут все в пух и прах.
— Какое тебе дело до этого места? — пребывая в глубокой печали, спросил с нотками гнева Уджа.
— Ровно никакого. Мне просто наскучил этот унылый спектакль. Однако лучше оставить эту сцену, а не ломать ее — вдруг здесь потом и без моего вмешательства произойдет что-нибудь интересное. Будет любопытно посмотреть.
Да, Уджа припомнил… отец всегда был таким. Для него всегда все было и, похоже, остается нескончаемым театром с множеством постановок, которые он начинает и прерывает по одному лишь своему капризному желанию.
* * *
Когда Иаду ушел, Уджа подполз ближе к бездыханному телу, сел и, приподняв, обнял его. Оно все еще хранило тепло. Шея, согнутая под неестественным углом, лежала на плече Уджа, а неживой взгляд немигающе смотрел как будто сквозь него.
Если бы только можно было повернуть время вспять… повернуть вспять, и никогда, никогда им не встречаться, не знать друг друга… Если бы только Унир не попал к нему в бордель, если бы только держался в стороне от всяких долгов… Может быть… если бы Уджа отпустил его раньше… намного, намного раньше… ничего бы этого не произошло…
Как в тот момент сын Иаду желал, чтобы весь мир и вправду оказался театром. Чтобы это было концом постановки. Чтобы тотчас упал занавес, чтобы все актеры ожили, переоделись и разошлись по домам. Чтобы вся эта история